Вынутый след

Когда я маленькой спешила на улицу после летнего дождя, бабушка всегда кричала вслед:

— По траве ходи. Не по земле!

Трава в деревне росла высокая, густая. Потяжелевшая от влаги, она липла к ногам, оставляя холодные влажные полосы. Кожа от её прикосновений нестерпимо зудела, сильнее чем от комариного укуса.

Мы с Таткой, моей подружкой, лишний раз в траву не совались. Нравилось нам местечко за соседним домом, где плотно утрамбованная земля не разлезалась даже после сильного дождя и следы наших резиновых сапожек ровными чёткими отпечатками оставались на ней.

Мы старались наставить побольше таких отметин, воображая при этом какую-то незатейливую детскую игру.

Но от зоркого бабушкиного взгляда невозможно было укрыться – как всегда неожиданно появлялась она от калитки с веником наперевес. Ругалась беззлобно, скорее с сожалением:

— Что за неслухи такие! Сказано же – грязь не месить! Вот теперь разравнивайте веником свое творчество. Живо!

И стояла рядышком, следила до того момента, как последний чёткий след исчезал под жёсткими прутьями. От наших возмущённых протестов она только отмахивалась и приговаривала:

— Резвее. Резвее работайте. Нечего топтаться было.

Позже, когда я немного подросла, бабушка объяснила, что след человека вроде отпечатка его души. Чем ровнее он, чем чётче – тем сильнее уязвим человек перед посторонним вмешательством. Навредить ему знающий может, да так, что не исправишь потом. Некоторые, кто колдовством промышляет, специально за детскими следами охотятся. Через них они силу себе забирают, продлевают жизнь.

Через вынутый след настоящие сильные колдуны много чего могут – и приворот сделать, и болячки наслать, и человека себе подчинить, и похуже что.

И в ответ на мой недоумённый взгляд, рассказала очередную историю.

В пору бабушкиного детства (а родилась она в начале прошлого века) между хуторскими поселениями у них в крае много пролегало необжитых земель. Поэтому принято было по возможности принимать проходящих-проезжающих у себя – кому-то помочь с ночлегом, кому-то с лошадями — накормить да краткий передых им предоставить, кому-то ещё по какой надобности подсобить.

В тот раз, о котором шла речь в бабушкиной истории, зашли к ним на хутор по пути на богомолье несколько странниц.

Все благообразные. Одежда не изношенная, насколько возможно — чистая. Но у каждой – физический изъян. Самой молодой труднее всех приходилось из-за усохших ног. Передвигалась она медленно, с опорой из двух крепких посохов.

Ребятня как водится крутилась рядышком. Приглядывалась к женщинам и прислушивалась к новостям, которыми они охотно делились с хуторянами.

Незаметно речь зашла о них самих. И самая младшая из странниц рассказала свою историю.

Имя у неё было удивительное – Павлина.

Родом происходила Павлина из казачьей станицы. По соседству с её семьёй жила одна бабка. Местные недолюбливали её и боялись, всё из-за тёмных обрядов, которые та проводила. Была у той колдовки манера наблюдать из-за плетня за играми детей. И вот раз приметила Павлина, что колдовка та крутится возле того места, где они недавно бегали. Крутится, приглядывается к чему-то на земле, рассматривает, пальцем трогает. Павлина – домой, и рассказывает об своим. Мать её подхватилась сразу, на улицу кинулась и прямо к старухе – замахала руками на неё, закричала. Бабка смолчала, повернула и пошла к себе, но перед тем на Павлину зыркнула. Да так, что у той сердце дёрнулось. В тот раз не вышло у колдовки поживиться. Но отомстила она Павлине. Стали у девочки сохнуть ноги. Постепенно тонкие и высушенные, как веточки сделались. Ходила она с трудом. Бегать так и вовсе не могла больше. Всё от того, что вынула соседка её след и присушила в печи. Возили родители ее в соседнее поселение к знахарке, но та ничего не смогла сделать.

— Раньше надо было привозить, — сказала. – Пока след в печи сушился, можно было попробовать его забрать. А теперь уж поздно, ничего не изменить.

Повзрослев, Павлина прибилась к странницам и надеялась в святых местах получить избавление от напасти.

Ещё рассказывала бабушка, что в войну довелось ей повстречать одну знающую женщину. К ней многие тогда обращались – за советом, за помощью. Кто-то о судьбе близких хотел узнать, и она смотрела – где они, что с ними. Для этого наполняла миску водой и ставила перед человеком. Велела не оглядываться и молчать. Только смотреть. А сама позади держалась и нашёптывала что-то. И в воде через некоторое время показывалась картинка – кусочек из жизни, на котором можно было увидеть родственников своих.

Никому эта знахарка не отказывала и плату не брала. Говорила, что грех на ней, поэтому должна помогать людям просто так.

Постепенно сплотился вокруг неё своеобразный кружок – собирались женщины поговорить, посоветоваться, поучиться простым рецептам – настои и да травяные сборы готовить. И одна из них стала знахарке в подруги набиваться да между делом расспрашивать об обрядах разных магических и их действии.

Уединялись они. Разговаривали подолгу. А через время явилась эта женщина к знахарке и при всех заявила, что теперь она самая главная здесь станет.

— А тебе недолго осталось я след твой высушила и закопала. Ко мне теперь пойдут просители, я выгоду не упущу!

Вот только угрозы пустыми оказались. Вышел от них один пшик. А тётка та со злости скажённая сделалась. Отвернулись от неё люди.

Знахарка потом объяснила бабушке, что след остывший был да правильных слов тётка не знала, поэтому не вышло ничего.

Чтобы вынутый след «сработал», нужно, чтобы он свежий был. И желательно целым куском из земли вырезанный. Это обязательное условие, которое мало кто выполняет. А сушить его следует сразу же в печной трубе. При этом сильное желание нужно, чтобы сбылось задуманное. Вера. Ну и слова наговорные – без них не получится ничего. Они вроде ключа – пропуска для хотенья. Если хоть что-то не соблюдается – без толку все попытки.

Да только слова эти наговорные особо посвящённым ведомы.

Просто так делиться ими нельзя, огромная опасность в них таится.

Не каждый с их силой справится.

Наверное, это и к лучшему.

*картина Игоря Майкова