Сумеря

Среди бабушкиных историй особо поразила меня одна — всё из-за загадочного сумери, неуловимого существа, которое появляется с приходом сумерек и исчезает в рассветный час.

Про сумерю бабушка узнала будучи взрослой, когда в военное время жила с детьми в сельской глубинке средней полосы.

Местные горазды были рассказывать истории о потаённых людях – нечистых духах, обитающих рядом. Некоторых бабушке довелось повстречать самой – в лесу видела она лешего, которого местные называли по особому – ворысем; слышала брюзжание банницы, что жила в старой баньке у старухи Ефросиньи; пряталась в подполе от сумери.

Лес бабушка очень любила.

Поначалу, по первости, ходила недалеко и не одна. После, когда попривыкла да ориентироваться стала получше, могла и в глубь зайти, за ягодами на дальние поляны. От медведя брала трещотку, так её научили местные, да палку — для успокоения больше, чем для дела.

Ворыся углядела бабушка случайно. Остановилась передохнуть у дерева, да так, что перед лицом развилка оказалась, от общего основания в стороны два ствола расходились вверх. И видит — на старой огромной ели, что недалеко росла, лапы развесистые в движение пришли, заколыхались волнами. Почти сразу из-под них выкатилось что-то – вроде как ком большой, тёмный, а о землю ударился – существом стал. Вроде человек, а вроде и нет. Поросший весь короткой коричневой шерстью. Только лицо голое, безволосое, безбровое. А черт не разглядеть, смазанные какие-то, будто подтёртые. Быстро всё произошло, неожиданно. Бабушка говорила, что, когда спохватилась — существа и след простыл.

— Взглянул в мою сторону и пропал. Такой страх меня продрал, что ногой двинуть не в силах — одна ведь в лесу была. Спасибо, недалеко ушла от деревни. Мне после знающие люди растолковали что это ворысь был. Обычно он людей просто так не отпускает. Повезло мне. И всё – из-за простой булавки, что с изнанки на кофте болталась! Этому меня ещё бабушка научила. Говорила, что от сглаза помогает, от маяты да блази наведённой. Так с детства и ношу.

Банницу бабушка не видела. Слышала только, как шлёпало что-то в старенькой баньке, тазами гремело, фыркало громко да само с собой разговаривало невнятно. Что-то вроде про обмылок… Плохо слышно было, не разобрала бабушка.

С сумерей же вышла у бабушки и вовсе непонятная история. Про существо это местные говорили неохотно, с недомолвками да переглядками. Старая Ефросинья, у которой бабушка с семьей квартировала, объясняла, что древнее оно, во времена детства прабабки частенько показывалось, охотиться сюда приходило, много народу извело. Теперь одни воспоминания остались. Но иногда, в пограничный час, может оно вернуться. Поэтому местные, как темнеть начинало, на пороге не задерживались да на улицу лишний раз старались не выходить.

Бабушка слушала да не особо верила. И случилось ей как-то в сумерки во двор выскочить. Стала бельё снимать с верёвки и вдруг заметила, как воздух вокруг сгустился – мутный стал, почти непроницаемый. Не рассмотреть практически, что рядом происходит. Почти сразу земля задрожала – будто кто-то тяжёлый да мощный движется. Бабушка – к крыльцу. Вот только не добраться никак до него! Всё вокруг словно замедлилось, застыло! А бабушка как в прострацию впала, не может собой управлять! Шаги всё отчётливее, всё ближе, а она с места никак не сдвинется! Мысли от страха разбегаются, сердце колотится…И тут кольнуло что-то её легонько — булавка та заветная расстегнулась, о себе напомнила. Бабушка её отцепила кое-как и давай колоть себе палец! И ведь помогло. Пересилила блазь да беспомощность, смогла до крылечка добраться. А там уж Ефросинья её подхватила и втащила в дом. Подпёрла дверь табуретом, крючок накинула, а сама к подполу:

– Полезай, — твердит, — чтобы сумеря на нашёл!

После, как спустились, черпнула из бочки рассолу огуречного да на голову бабушке вылила! И сама следом облилась. Чтобы не учуял! — сказала.

Хорошо, что детей тогда дома не было, учились они в соседнем посёлке. В тамошней школе что-то типа интерната было – пятидневка. Каждый день добираться до места трудно было, далеко.

И вот стал кто-то ломиться в дом. С грохотом откинулся крючок, отлетела табуретка. После раздались в комнате грузные, тяжёлые шаги. От них проседали доски, пыль да труха с потолка сыпалась. Остановился сумеря аккурат над тем местом, где бабушка с Ефросиньей в подполе прятались. Замер. Только дыхание слышно – шумное, натужное: вдох-выдох, вдох-выдох… Ефросинья сразу за молитву, тихонечко шепчет что-то, крестится. А бабушка будто в трансе — отрешённо сидит, булавкой по ладони возит. С той поры остались у неё шрамики – неглубокие бороздки на всю ладонь.

Так до рассвета и просидели. Когда ушёл сумеря так и не поняли, решились вылезти только после третьего крика петуха.

А огурцы солёные после того случая бабушка есть не могла и запаха их не переносила.

Такая вот диковинная история.